Где лопух и крапива
вдоль тропинки, сводящей в овраг,
прозябают красиво, —
на растительных нежась коврах,
звонконогий кузнечик
доживает последние дни.

Лета красного вестник,
сколотивший не Бог весть какой
капиталец на песнях,
на заслуженный выйдя покой,
предается обжорству
и медвяную хлещет росу.

Грех — невинный, бесспорно,
проводив загостившихся птиц,
в дни осеннего Порно-
фестиваля рябины стриптиз
скромницы да расстриги-
бузины созерцать – не велик.

Лишь бы жизни хватило
досмотреть до конца, до звонка, —
блекнущее светило
для тебя не померкло пока,
мой кузнечик, мой ангел
поднебесный, мой Анакреон.

Мой Державин, Бетховен
на краю немоты, темноты,
ты безгрешен, — греховен
кто угодно, но только не ты,
и мытариться в райских
коридорах не долго тебе.

Потому как охрана
неподкупная упреждена, —
с распростертыми рано
или поздно, но встретят. Весна
воскресения близко:
зимовать не накладно в раю!

Представляю, как зелен
ты на землю соскочишь, — вокруг
луг цветущий расстелен,
и все тот же в овраге лопух,
и все та же крапива:
как запляшешь тогда? — запоешь!

Where burdock and nettles,
strewn along a gulley-bound footpath,
vegetate picturesquely,
cuddling on a carpet of greens —
a thigh-chiming grasshopper
lives out his last days.

Red summer’s harbinger,
whose songlets chisel a pittance
(God knows it’s no
fortune!) as an earned rest nears,
he indulges in gluttony
and swigs the honeydew.

As sinners go, he’s innocent —
having seen the migrated flock
home, he’ll behold fall’s porn-
festival, the rowan tree’s modest
striptease, an elder-tree is
a monk defrocked — it’s no biggie.

But if only this life
could suffice to watch it until
the end, the bell’s tolling —
a sunbeam that’s still lingering
for you, my grasshopper, my angel
under heaven, my Anacreon.

O my Derzhavin, my Beethoven
on the brink of muteness, darkness —
you’re sin-free. The sinful
mill around you, whom you’re not
among. You won’t languish
like a claimant in heaven’s hallway.

The reason? A steadfast guard, with
whom you’ve come to an arrangement,
will sooner or later wave
you in with wide arms. Spring’s
resurrection nears:
wintering in heaven’s no expense!

I can imagine you, leaping
green to the ground — all around
a blooming meadow outspread.
The same burdock and nettles are
strewn by that footpath. How will
you dance then? — You’ll sing!